Большие диваны угловые

Чистяков хотел, чтобы его любимый ученик избежал этих ошибок, чтобы его работа сразу пошла целеустремленно. Поэтому сюжет будущей картины был обдуман учителем и учеником еще в России. О нем Савинский писал из Италии Чистякову: «В России я более увлекался техникой, а Италия последнее время меня настроила более на образы, выражения, словом, композицию. Боюсь только, выходит немного сложна; в представлении же не слабею, но совершенствуюсь. Чем сильнее вдумываюсь, тем сюжет, о котором Вы говорили мне, более и более приходится по душе; в нем я вижу соединение многих моих [сюжетов], о которых я мечтал раньше. Был бы только посилен». Таким сюжетом была евангельская притча о Христе и грешнице. Интерес Чистякова к нему заключался не только в личности Христа. И этому есть убедительные доказательства. Смотрите большие диваны угловые.

В одном из писем к Савинскому в Италию Чистяков подробно останавливается на сюжете будущей картины «Христос и грешница». Этот отрывок из письма необычайно существен в раскрытии понимания Чистяковым его смысла: «Давно то было... Еще толкучий рынок старый, деревянный был невредим и цел. Иду я раз туда и слышу вдруг шум, крик и гам людской, стихийный. Высокий, в серой поддевке парень, лет 17, бежит... И бьют его со всех боков и сзади честные торговцы-воры, с остервенением бьют, немилосердно, законно бьют, как люди честные, хорошие, творят над подлецом расправу. Удары сыплются, и звуки, как в пустую бочку, отдают в груди у парня. Не помню я себя, а чуя мерзость, бегу за парнем, за толпою. Свалили. Лежит Кампидолийский гладиатор, бледный, тяжело дышит, глаза испуганно блуждают, и кровью залились уста. Стоят кругом и смотрят. Наказали. Я весь дрожу. За что, за что его так били? За то, что, вишь, украл тесьмы на пятиалтынный. И вот законные воришки вора наказали...»

Остро воспринимаются Чистяковым несправедливость и жестокость, причем представляются они ему не в виде отвлеченной формулы добра и зла, а как явления, носящие ярко выраженный социальный характер.