Бытовая химия оптом

Государь был великодушен: по прочтении «Бориса Годунова», в обычной авторитарной своей манере, он рекомендует Пушкину - через посредство Бенкендорфа - переделать трагедию («с нужным очищением») в «историческую повесть или роман наподобие Вальтер Скотта». По прошествии более полумесяца, выдержав гордую паузу, Пупгкин письменно уведомит шефа жандармов о неосуществимости государева замысла; переделывать однажды написанное - это выше его сил. Разумеется, то был официальный аргумент; подлинная причина столь резкой реакции на «высочайшую» прихоть - перекроить драматическое (к тому же любимое свое) сочинение в эпическое, очевидно, коренилась в другом. Именно: в неотторжимости общего его смысла от диалогической структуры. «Диалог» и «царь» - понятия предельно несовместимые. Ввергая царя-цареубийцу (Пушкин всецело версию эту разделял) в диалогические контроверзы, автор исследовал меру человеческой его коммуникабельности, степень отринутости от «другого», в более широком плане - от народа. Всякая самодержавная власть монологична; в собеседнике она нуждается только при одном условии: если собеседник - ее идейный двойник. В этом случае двое - то же, что один, между тем как диалогический один - это всегда двое («человек с человеком»). В устах партнера самодержец жаждет услышать не его, а свое слово. Истинный собеседник - «другой» - для него помеха, источник непредсказуемых смысловых аномалий. Припоминаем. Из окон своего дворца Людовик XIV лицезрит только самого себя. В роскошном, примыкающем ко двору парке расставлены фигуры-аллегории монарших пристрастий и вкусов, а бесчисленные зеркала внутри замка как бы документируют версию о королевской уникальности. Возможно вам понадобится бытовая химия оптом.

Ввергая Годунова в диалог, Пушкин развенчивает его притязания на единственность, навязывает ему игру по иным, немонологическим правилам. Не исключено, что при чтении трагедии Николая раздражил именно этот, чрезвычайно важный для Пушкина нюанс - вовлеченность царя Бориса в диалогическую круговерть.