Автоматические ворота

Конечно, не в последнюю очередь это связано с новым авторским отношением к герою. Полушутливое (и уже хрестоматийное) замечание Пушкина касательно «неуправляемости» Татьяны таит в себе огромные творческие ресурсы. Речь идет о крутых сдвигах в художественном сознании эпохи. В XVIII веке на Западе (Филдинг, Смоллетт, Вольтер и др.) литературная интуиция чутко улавливала искривленность плоскости «замысел - результат», однако по причине механистичности своей, как правило, была бессильна запечатлеть самый ход такого искривления. Пушкин - запечатлел. Не столько теоретически, сколько поэтически, всей полнотою своего универсального гения. ''Даль свободного романа» и приманивала, и утрачивала контур в игре "Магического кристалла». В пушкинском незнании «дали» - подлинная гениальность: поразительная чуткость к диалектике бытия, к спонтанной, "самосильной» жизни предмета. В допушкинской драматургии (напри-МеР> У Сумарокова) самодвижение трагического героя носило локальный Характер: мы говорим именно об отдельном герое, а не диалоге в целом. Между тем у Пушкина в «Борисе Годунове» принцип саморазвития захватывает всю полноту диалога. Позднее, в пространстве новых литературных эпох эта пушкинская инициатива станет художественным обиходом преобладающей степени у А. П. Чехова), важнейшим компонентом. С картинной наглядностью инициатива эта была претворена Уткиным в диалогическую реальность (например, в «Борисе Годунове»: Разминовение диалога с заданным проектом поведения «царевича»). Установите автоматические ворота.

Таким образом, спорадично, эстетика художественного самодвижения разрабатывалась в русской прозе и драматургии задолго до Гоголя, То была тенденция, вершинно полыхнувшая в универсальной пушкинской Вселенной и, наращивая продуктивный стилевой ресурс, убегающая в нашу золотую ренессансную даль - постлушкинскую классику девятнадцатого столетия. В титанически натруженном мышлении Тургенева, Островского, Толстого, Достоевского и Чехова тенденция эта станет рабочим инструментом: и способом самораскрытия героя, т. е. актуализации уже накопленных в духовных его «запасниках» «моментов» (например, у Островского), и способом саморазвития, т.е. вольного развертывания художественной мысли из «клетки» в органическую бесконечность, - например, в «даль свободного романа» (у Достоевского, Толстого, Чехова).