Скважина на воду

Мы не говорим сейчас о том, какие возможности открывает метод Художественного театра для интерпретации пьес Островского.

Бесспорно одно: Станисловский и Немирович-Данченко принесли новое, по сравнению с Островским, понимание сценической правды. И им нужно было Островского с точки зрения этой правды откорректировать.

Та трактовка пьес Островского, которую давали Малый и Александрийский театр, не удовлетворяла новое поколение художников. Они отступали от нее, предлагали свое оригинальное толкование, порой приходившее в противоречие с самим Островским. В связи с этим возникает вопрос, можно ли что-нибудь менять в классической пьесе или она священна в неприкосновенна?

В замечательной статье Мих. Лифшица Можно ли переделывать классиков? приводятся многочисленные примеры таких переделок. Шекспир переделывал итальянские новеллы, Пушкин переделывал Шекспира, Чайковский в своих операх по-новому трактовал Пушкина. Нельзя, наконец, отрицать и то обстоятельство, что каждое новое воспроизведение классического репертуара вносит в посмертную жизнь этого наследства нечто самобытное и свое.

Это применимо и к интерпретации пьес Островского. Вопрос заключается в том, как и с каких позиций осуществляются эти переделки. Если вы хотите узнать стоимость скважины на воду, тогда посмотрите скважина на воду цена на этой ссылке.

Напомним два знаменитых толкования двух знаменитых ролей: Комиссаржевскую - Ларису и Станиславского - Крутицкого.

Меня хвалили, например, - говорила Комиссаржевская журналисту Н. Тамарину, - в роли Ларисы в Бесприданнице, но некоторые критики справедливо говорили, что я играю ее по-своему, не даю того, что имел в виду Островский, что в моей Ларисе не видно ни типического отпечатка старой провинции, ни типических цыганских черт. Это произошло потому, что я уже тогда (еще бессознательно), по свойству своей индивидуальности, создавая образ Ларисы, не углублялась в типичность этого образа, а искала в ней обобщенную женскую душу.

Современная Станиславскому критика упрекала его в том, что он, изображая Крутицкого, отошел от образа шестидесятилетнего военного, дурака и бурбона, который не прочь напомнить своей старой любовнице о недавних амурах.